Дмитрий Федотов - Однажды в Париже
— Я пользуюсь, пользуюсь… — поспешно заверил его Анри. — Не далее как во вторник… Кстати, когда к вам собиралась заглянуть мадемуазель Катрин?
— О, уже соскучился? Маман что-то говорила про ближайшее воскресенье. Катрин будет гостить у нас целую неделю! Их величества уезжают в свое новое Версальское поместье, что уступил им архиепископ Гонди, и королева милостиво отпустила несколько своих молодых фрейлин домой на побывку. А с собой берет лишь подружку де Шеврёз да госпожу де Ланнуа[4].
Так, непринужденно болтая, друзья добрались без приключений до дома Мортмаров на Сицилийской улице. Тепло обнявшись на прощание, они расстались, уговорившись, что де Голль придет к Эжену на следующий день прямо к ужину.
Дверь за де Мортмаром аккуратно прикрыл верный Гаслен, и Анри с легкой душой отправился к себе на улицу Святого Доменика.
У него наутро набиралась уже куча дел, и прежде всего де Голль намеревался отыскать в Пале-Кардиналь «его серое преосвященство» — отца Жозефа. Просить аудиенции у самого Ришелье Анри не осмеливался, а вот отец Жозеф, которого он очень уважал, наверняка выслушает де Голля хотя бы по долгу службы. Этот монах капуцинского ордена возглавлял, ни много ни мало, личную секретную службу кардинала, и все происшествия, за которыми чувствовалась рука врагов Ришелье, были по его части.
Пале-Кардиналь был самым юным из роскошных парижских особняков. Этот великолепный дворец с колоннадами и внутренними дворами еще даже не достроили до конца, Ришелье сам указал на плане место для дворцового театра. С его стороны было немалой дерзостью, купив поместье Анжен, расположенное напротив Лувра, построить там дворец, едва ли не превосходящий красотой и пышностью резиденцию монарха. Там было все, что требовалось для счастья его высокопреосвященству, — и парадные помещения, и богатая библиотека, и галерея, где можно было любоваться полотнами Рафаэля, Тициана, Рубенса, Дюрера, да Винчи. Особые комнаты были отведены под коллекцию фарфора. К Пале-Кардиналь примыкал и большой ухоженный сад.
Де Голлю пришлось подождать, пока отец Жозеф выберет несколько минут, чтобы принять лейтенанта конной гвардии. Перед дверьми кардинальской канцелярии, где он спозаранку трудился вместе с помощниками, четырьмя монахами ордена капуцинов, для ожидающих были поставлены стулья, и там уже собралось немало народа.
Анри передал просьбу о встрече с доверенным лакеем и теперь прохаживался в галерее неподалеку, сдерживая рвущееся наружу волнение и ожидая, что его позовут. Но отец Жозеф сам вышел к гвардейцу.
Если бы кто встретил на улице провинциального города этого пожилого человека в бурой рясе с капюшоном, перехваченной веревочным поясом, обутого в любое время года в грубые сандалии на босу ногу, никогда бы не предположил, что он более двадцати лет является надежным советником и почти другом кардинала Ришелье. Ну а парижанам уже примелькалось его лицо с большими, чуть навыкате глазами, крупным носом и довольно длинной, с точки зрения модников, неухоженной седеющей бородой.
Когда кто-либо пытался посоветовать отцу Жозефу сменить одеяние на более подходящее его положению, ответ был неизменно прост:
— Сам Христос такое одеяние носил, чем я лучше?..
Этого человека прозвали «серым преосвященством» за то, что он все время держался в тени. Но насчет его характера парижане не обольщались — скромность причудливо сочеталась в нем с природной способностью к сложным интригам и политическому сыску.
— Найдите мне господина де Голля, — велел дежурившему у дверей слуге отец Жозеф. Но Анри уже сам спешил к нему.
— Святой отец, со мной этой ночью случилось нечто странное, — заговорил, подойдя под благословение, де Голль. — Я должен рассказать вам кое-что важное. Прошу: выслушайте!
— Пойдем в сад, сын мой, — предложил капуцин. — Я с утра уже прочитал столько писем, что в глазах рябит. Мне просто необходим свежий воздух.
В саду было пусто. Хотя солнце выглянуло, высушило скамейки, радоваться там пока было нечему — деревья стояли голые, трава еще не ожила.
Они отыскали боскет и скамейку там, где солнце уже заметно пригревало, как оно и должно быть в конце февраля. Отец Жозеф сел, Анри остался стоять.
— Садитесь, молодой человек, — велел отец Жозеф. — Не заставляйте меня задирать голову. Ну, так что у вас случилось?
— Сегодня ночью я оказался возле церкви Сент-Эсташ… — без лишних объяснений начал де Голль и рассказал все, вплоть до убийства незнакомца.
— Печально, — покачал головой капуцин. — Однако этот грех мы вашему другу отпустим. Что вы еще запомнили, кроме хриплого голоса?
— Этот человек примерно моего роста, если только он не носит туфель на высоких каблуках.
— Да уж, наши щеголи это любят… Еще!
— Мне кажется, что ему около сорока лет. Я сужу по голосу… Святой отец, я уверен, что где-то уже слышал этот голос! Это было случайное знакомство или даже не знакомство, а просто я, допустим, в Пале-Кардиналь, сидя в кордегардии, слышал за приотворенной дверью чей-то разговор…
— Хорошо, сын мой. Еще!..
— Это человек, по-моему, привык распоряжаться и в то же время, как мне показалось, по натуре — веселый. Он… шутил с мальчишками.
— Когда приходится говорить с детьми, и я могу пошутить, — усмехнулся отец Жозеф, но как-то невесело. — Еще что-нибудь?..
— Святой отец, я добрый католик, хожу к мессе…
— Я знаю. Иначе вас бы тут не было, господин де Голль.
— Мне в какой-то миг показалось, что передо мной — дьявол!.. Это было, когда он исчез. Он повернул голову, я не видел лица, но мелькнул профиль. В профиле было что-то сатанинское! Не смейтесь надо мной, святой отец, я не испугался, но… И этот голос! В нем был какой-то особый скрип, но не от кашля, а… так скрипят несмазанные двери!
— Обрати внимание, сын мой, я не смеюсь, — капуцин пожевал губами. — Ощущения — тоже хорошая примета. И мы, добрые католики, знаем: дьявол существует и творит пакости. Если бы ты опять увидел это существо стоящим на пороге, освещенным лишь со спины, ты смог бы его узнать? По движениям, по профилю?..
— Возможно, смог бы… — пожал плечами де Голль.
— Ну тогда вот вам приказ, господин лейтенант: отыскать этого… шутника, человек он или нечистая сила! Вы — единственный, кто его видел и слышал. Возможно, вы не знаете, но его высокопреосвященство обещал посадить сочинителя подобных скверных песенок в Бастилию. Не просто обещал — почти что дал слово чести, хотя священнослужителю не полагается… И это будет сделано, как только мы его изловим. Теперь, по крайней мере, ясно, что гадкие песенки — не так называемое народное творчество.
